Читать книгу "Бумажный зверинец (сборник)  - Кен Лю"

И Тянь плюнул в лицо своим мучителям.

* * *

Тянь очнулся в темной камере. В ней пахло плесенью, мочой и экскрементами. В углу пищали крысы.

Истязатели сдались, и завтра его казнят. Это будет смерть тысячи порезов. Опытный палач может сделать так, что жертва будет страдать часами, прежде чем испустит дыхание.

Я ведь ничего не сказал? – спросил он Царя Обезьян. – Не могу вспомнить всего, что я болтал.

Ты рассказал им много всего, но ни слова правды.

Тянь подумал, что он должен быть счастлив. Смерть станет освобождением. Но он переживал, что сделал так мало. Что, если Сяоцзин не добрался до Японии? Что, если книга упала в море? Если бы только можно было спасти книгу, чтобы она не была потеряна.

Рассказывал ли я тебе о тех временах, когда я бился с господином Эрланом и вводил его в заблуждение, меняя форму? Я превращался в воробья, рыбу, змею и, наконец, стал дворцом. Мой рот стал вратами, глаза – окнами, язык – статуей Будды, а хвост – флагштоком. О, это было так весело! Никакие демоны господина Эрлана не могли узнать меня за этой маскировкой.

Я умею играть со словами, – подумал Тянь. – В конце концов, я сунгунь.

Он услышал, как в отдалении от тюремных камер поют дети. Превозмогая боль, он подполз к стене с узким, закрытым решеткой окном и позвал:

– Эй, слышите меня?

Песня оборвалась. Через некоторое время пугливый голос произнес:

– Нам запрещено болтать с осужденными преступниками. Моя мать говорит, что они опасные и сумасшедшие.

Тянь засмеялся.

– Я действительно сумасшедший. Но я знаю несколько очень славных песенок. Хотите тоже их выучить? Они об овечках и жемчуге и о прочих интересных вещах.

Дети посовещались между собой, и один из них сказал:

– А почему нет? У сумасшедшего, наверное, очень хорошие песенки.

Тянь Хао Ли собрал все свои силы и волю в кулак. Он подумал о словах в той книге:

Так втроем они гнали пленных, как собаки овец. Если пленные медлили, их били до смерти. Женщин связывали веревками, как жемчуг в ожерельях.

Он подумал о маскировке, о том, как различаются тона в мандарине и локальном тополекте, – и поэтому он мог придумывать игру слов, приблизительные значения, рифмы, менять слова и преобразовывать их так, чтобы никто ничего не узнал. И он начал петь:

Так втроем они жрали блины,Как собаки овец.Если блины сильно медлили,То до смерти пили.

Женьшень свисал на веревках,Как жемчуг в ожерельях.

И дети, обрадованные такой бессмыслице, быстро подхватили песню.

* * *

Они привязали его к столбу на подмостках и сорвали всю одежду.

Тянь смотрел на толпу. В глазах некоторых он видел жалость, в других – страх, в третьих, как в глазах дальнего родственника Ли Сяои, – радость от того, что этот хулиган сунгунь наконец-то получает по заслугам. Но больше всего было ожидания. Ведь эта казнь, этот ужас служили людям развлечением.

– У тебя последний шанс, – сказал Кровавая капля. – Признаешься во всем честно, и мы просто перережем тебе горло. Иначе ближайшие несколько часов наполнят тебя невыразимым восторгом.

Шепот прокатился по толпе. Некоторые захихикали. Тянь увидел жажду крови в глазах некоторых людей.

Вы стали по-рабски покорным народом, – подумал он. – Вы забыли прошлое и стали кроткими заложниками Императора. Вы научились радоваться его варварству, считать, что живете в Золотой век, не пожелав даже заглянуть под позолоченную поверхность Империи и посмотреть на ее прогнивший, окровавленный фундамент. Вы осквернили саму память тех, кто умер, чтобы вы были свободными.

Его сердце было наполнено отчаянием.

Я вынес все это и теперь отдаю свою жизнь ни за что?

Некоторые дети в толпе начали петь:

Так втроем они жрали блины,Как собаки овец.Если блины сильно медлилиТо до смерти пили.

Женьшень свисал на веревках,Как жемчуг в ожерельях.

Выражение на лице Кровавой капли не изменилось. Он не услышал ничего, кроме пустой детской бессмыслицы. Да, дети будут передавать эту песню из уст в уста, не подвергая себя опасности. Но Тянь также подумал, сможет ли кто-нибудь разглядеть что-то еще за этой бессмыслицей? Может, он спрятал правду слишком глубоко?

– Будешь упрямиться до последнего? – Кровавая капля повернулся к палачу, который бруском точил ножи. – Сделай так, чтобы он мучился как можно дольше.

Что я наделал? – подумал Тянь. – Они смеются над тем, как я умираю, над тем, как я выставил себя дураком. Я не добился ничего, борясь за безнадежное дело.

Это совсем не так, – сказал Царь Обезьян. – Ли Сяоцзин сейчас в Японии, в полной безопасности, а детская песенка будет лететь над землей, пока дети всей страны в каждом округе и в каждой провинции не начнут ее петь. Когда-нибудь, не сейчас, возможно, даже не через сто лет, но когда-нибудь книга непременно вернется из Японии или же ученый муж увидит наконец слова, замаскированные в твоей песне, как господин Эрлан все-таки разгадал мою маскировку. А затем искра правды раззожет огонь в твоей стране, и люди выйдут из своего оцепенения. Ты сохранил память о мужчинах и женщинах Янчжоу.

Палач начал с длинного медленного надреза вдоль бедер Тяня, снимая с ножа кусочки плоти. Вопль Тяня походил на вопль раненого зверя: грубый, жалкий, сбивчивый.

Совсем не герой, так ведь? – подумал Тянь. – Как бы я хотел быть по-настоящему храбрым.

Ты просто обычный человек, которому была дана возможность совершить выдающийся поступок, – сказал Царь Обезьян. – Ты жалеешь о своем выборе?

Нет, – подумал Тянь. Боль приводила его в исступление, и разум начинал тускнеть, поэтому он решительно замотал головой. – Совсем нет.

Тут уж ты не можешь требовать чего-то большего, – сказал Царь Обезьян. И он склонился перед Тянем Хао Ли, но не так, как пресмыкаются перед Императором, а так, как можно кланяться только великому герою.

* * *

Заметки автора.

Дополнительные сведения о профессии сунши (или сунгунь) можно получить у автора. Некоторые деяния Тяня Хао Ли основаны на преданиях о великом судебных дел мастере Се Фанцзуне, собранных составителем антологии Бин Хэном в сборнике «Чжунго да чжуанши» («Великие мастера судебных дел в Китае»), опубликованном в 1922 г.